Александр Горбуненко и Владимир Колот о приватизации ОПЗ и почему завод остановили

— 25 ноября должна состояться приватизация Одесского припортового завода. Как оцениваете перспективы аукциона?

Владимир Колот: Приватизация ОПЗ — не просто продажа очередного государственного актива, это тест на зрелость государства, как бы пафосно это ни звучало. Способна ли Украина честно и прозрачно управлять стратегическими активами, признавать тех, кто реально работал на развитие, и не допускать политического влияния?

Мы говорим о предприятии, которое было флагманом украинской промышленности, всемирно известным производителем удобрений, но стало заложником решений и конфликтов интересов. Компания АГТ в свое время доказала, что завод может работать, приносить прибыль и инвестировать в социальную сферу.

Поэтому сейчас, когда речь идет о приватизации ОПЗ, важно вспомнить наш опыт хотя бы как пример того, что эффективность возможна даже в государственном секторе. Конечно, если работать по экономическим, а не политическим принципам.

Александр Горбуненко: В 2019 году мы не ждали "идеальных условий" или гарантий. Мы сделали то, что государство годами не решалось сделать самостоятельно, — запустили производство, обеспечили поступления в бюджет и сохранили технологическую цепочку. Подчеркну: мы рисковали собственными деньгами, поскольку не было никаких гарантий, что ОПЗ после длительного простоя (кто довел завод до простоя — отдельный разговор) удастся перезапустить. И если бы ОПЗ не удалось запустить в 2019-м — под этим я имею в виду организацию газоснабжения, закупку реактивов, текущие ремонты оборудования и ряд других процедур, которые требовали финансирования, — мы бы полностью потеряли уплаченные средства.

Сегодня, когда государство снова выставляет завод на продажу, хочется, чтобы новый собственник помнил: ОПЗ — это не просто актив, это важный символ. Индустриальное наследие и символ веры в украинское производство. Если приватизация пройдет честно, это будет шанс не только для инвестора, но и для страны.

- Несмотря на все, ОПЗ сегодня — токсичный актив. Вокруг него годами идут скандалы. В чем его "проблемность"?

Александр Горбуненко: ОПЗ — ключевой объект на промышленной карте Украины, который распространяет свое влияние далеко за пределы страны - на Южную Европу, Ближний Восток, Северную Африку. Любой, кто контролирует производство удобрений, фактически влияет на продовольственные цены в мире. Поэтому вокруг ОПЗ всегда шла борьба — не только экономическая, но и политическая.

Кроме того, помните 2022 год, когда целью РФ была полная блокада украинского моря, а осенью того же года ходили слухи, что россияне требуют запуска аммиакопровода в Одессу, который заканчивается терминальным комплексом и мощностью для хранения аммиака, которой оперирует ОПЗ. Вот вам и ответ на вопрос важности этого предприятия.

Владимир Колот: В Украине, к сожалению, существует парадокс: если ты демонстрируешь эффективную работу предприятия, ключевым собственником которого является государство, обеспечиваешь финансирование заработной платы и налоговых обязательств, запускаешь производство - становишься опасным для тех, кто привык зарабатывать на хаосе.

- Что означает для вас ОПЗ — как инвестора?

Владимир Колот: Это пример того, как украинский бизнес может действовать лучше, чем государство. Мы пришли не "быстро заработать", а создать стабильную модель сотрудничества. И мы доказали, что честная независимая частная компания способна обеспечить государственному заводу прибыльность без единой копейки из бюджета. Достаточно сравнить показатели ОПЗ - производственные и финансовые — за период сотрудничества с АГТ и "без АГТ".

Александр Горбуненко: А для меня — это личная история. Я помню первый день, когда мы приехали на завод после простоя: холодные цеха, растерянные работники, неуверенность. И через несколько месяцев эти люди уже стояли возле работающих агрегатов, получали зарплаты и премии. Несмотря на бизнес, было ощущение восстановленной жизни. И фактически ОПЗ стал центром восстановления, который оживил смежные отрасли — логистику, торговлю, даже спорт.

Как АГТ пришла на завод

— Вы неоднократно упоминали, что работали с ОПЗ начиная с 2019 года. Что это было за сотрудничество?

Владимир Колот: На самом деле наша история с ОПЗ началась еще в 2017 году, когда компания "Агро Газ Трейдинг" только создавалась. Тогда мы сотрудничали с заводом вместе с компанией ERU Trading — закупали минеральные удобрения, организовывали их продажу на внутреннем рынке Украины. Мы обеспечили логистику и отгрузку продукции даже в тех условиях, когда на заводе не работали подъездные пути и были серьезные технические ограничения.

Для нас это был важный опыт: мы увидели масштаб, потенциал и проблемы промышленного гиганта, который время от времени простаивал из-за отсутствия стабильного партнера и соответствующей модели управления.

Именно тогда стало понятно, что ОПЗ может работать прибыльно, если найти правильную форму партнерства - прозрачную, бизнесовую, без политики.

Александр Горбуненко: А уже в 2019 году, когда завод фактически стоял, мы пришли как поставщики давальческого сырья (толлинговая модель). Это был новый этап - не просто покупка или перепродажа продукции, а полноценное производство, где все сырье, риски, финансирование — на нас.

Это было достижением для АГТ: мы выиграли официальный конкурс, предложили лучшие условия для предприятия, основным акционером которого было государство, и стали тем частным партнером, который запустил производство после почти двух лет простоя.

— Вы говорите, что завод тогда был в кризисном состоянии. Зачем заходить на проблемный актив?

Александр Горбуненко: Мы не идеализировали ситуацию. Завод был в очень сложном состоянии — как технически, так и морально. Многие специалисты разошлись, производственные мощности простаивали, от чего ухудшалось их состояние, долги накапливались. Мы понимали, что есть реальный риск: даже если мы поставим газ, проведем разогрев установок, агрегаты могут просто не запуститься. Все-таки важно иметь возможность сохранять инженерные компетенции даже в кризисных условиях.

Но мы все равно пошли на этот шаг — за свой счет профинансировали ремонтные и пусковые работы, закупили газ, взяли на себя все технологические и финансовые риски. Это был риск, но просчитанный. Мы знали, что если удастся - это будет не только бизнес, а восстановление стратегического актива для страны.

Владимир Колот: Со стороны инвестора это было чрезвычайно рискованное решение. Мы брали на себя миллионные расходы без всяких гарантий и без государственной поддержки. Но мы видели потенциал и верили в команду.

Когда завод наконец заработал, это был момент гордости — не только потому, что мы достигли финансового результата, а потому что вернули людям работу и доверие к тому, что частная инициатива может оживить предприятие, заброшенное государством.

— Почему вы решили инвестировать именно в этот завод, связанный с государственной собственностью, а не в частные проекты, где риски более контролируемые?

Владимир Колот: Мы никогда не рассматривали бизнес как короткую игру. Нам интересно создавать системные вещи, которые меняют среду. ОПЗ - это не просто предприятие, это целая экосистема, город, тысячи работников. Для многих это прозвучит впервые, но фактически ОПЗ представляет собой 5-6 бизнесов на территории сотен и тысяч гектаров — от логистического хаба до теплиц по выращиванию томатов. Но эффективно функционировать все это может в условиях, когда налажено основное производство — карбамид и аммиак. И когда государство не могло найти решение, мы взяли функцию по перезапуску завода на себя, ведь видели выгоду для обеих сторон.

Да, это было сложно, но в то же время — это возможность показать, что частный украинский бизнес может брать ответственность за стратегические активы. И я глубоко убежден, что в масштабах страны, особенно в условиях войны, необходимо активно внедрять и расширять модели государственно-частного партнерства.

Александр Горбуненко: Для меня это был вызов — профессиональный и человеческий. В Украине часто говорят, что "государственное — значит безнадежное". Мы доказали, что это не так. Когда завод снова заработал, мы все увидели, что там, где есть команда, дисциплина и доверие, даже гигант после лет простоя может ожить.

Как работала модель сотрудничества

— Вы постоянно подчеркиваете, что ваша модель была прозрачной. Объясните конкретно: как она работала и чем отличалась от того, что в медиа называли "схемами"?

Александр Горбуненко: Толлинг — это типичная форма сотрудничества, признанная в мире. Она предполагает, что одна компания поставляет сырье - в нашем случае природный газ, — а другая перерабатывает его в готовую продукцию. Мы разбирались в трейдинговых операциях с природным газом, а завод имел в своем активе необходимые мощности, которые собственноручно не мог загрузить сырьем, поэтому мы покупали газ, платили ОПЗ фиксированную плату за переработку, брали на себя все риски, а также обязательства по отгрузке готовой продукции потребителям — как на внутреннем, так и на международном рынках.

Это полностью легальная и прозрачная модель, которая десятилетиями работает в металлургии, нефтехимии, химической промышленности в международном масштабе. Мы не просто использовали ее - мы сделали ее примером успешного государственно-частного партнерства в Украине. К тому же, как я упоминал выше, ОПЗ по состоянию на 2019 год был перегружен долгами и судебными процессами, поэтому именно толлинг был оптимальной моделью.

Зато "схема" — это когда посредники зарабатывают на бумагах, не неся никаких рисков и не имея никаких активов, а используют административные рычаги для получения прибыли. Мы же наоборот — рисковали всем: своими средствами, репутацией и финансовой стабильностью компании. Мы не имели права на ошибку.

Владимир Колот: Главная особенность заключается в том, что завод всегда оставался в плюсе. Мы самостоятельно покупали газ, оплачивали логистику, риски, экспорт, кредиты - все. А ОПЗ в любом случае получал свою долю за переработку. Поэтому говорить, что мы "зарабатывали на заводе", тем более - "неправомерные доходы", — это абсурд. Мы, по сути, финансировали его работу.

— Но в цифрах - сколько это стоило и что реально получил завод?

Владимир Колот: Мы говорим о реальных, подтвержденных документами цифрах. За время сотрудничества с 2019 по 2021 год компания АГТ оплатила ОПЗ более 4,5 миллиарда гривен в виде оплаты за переработку продукции. Это были "живые" деньги, не кредиты, не авансы от государства, не бюджетные средства.

Кроме того, мы уплатили более 2 миллиардов гривен налогов — НДС, налог на прибыль, ЕСВ, зарплатные налоги. Все наши работники получали "белые" зарплаты, с которых уплачивались все взносы.

Мы поставили на завод более 1,4 миллиарда кубометров газа, что позволило изготовить более 1,7 миллиона тонн карбамида и сотни тысяч тонн аммиака.

Если перевести это в экономический эквивалент — государство и завод получили в несколько раз больше, чем мы заработали. Это уникальный случай, когда частная компания стала донором государственного предприятия.

Александр Горбуненко: И еще один важный факт: после нашего выхода ни одна компания не смогла повторить этот результат. Завод стоит. Это лучше всего доказывает, что модель АГТ работала не "на бумаге", а в реальной жизни.

—​​​​​​​ Участники рынка говорят, что вы все равно получали сверхприбыли.

Александр Горбуненко: Это классическая манипуляция. Если компания заработала прибыль — это не преступление, это результат эффективной работы. Но даже в нашем случае прибыльность была минимальной.

В 2019 году, когда мы запускали завод, мы фактически работали "в ноль". В 2020 году, во время пандемии, мы удержали производство и смогли лишь выйти на небольшой плюс. При этом - подчеркну - никаких гарантий прибыльности не было, поскольку пандемия чрезвычайно повлияла на волатильность на товарных рынках, в частности на рынки удобрений и газа. Учитывая мировую конъюнктуру цен, мы могли как заработать, так и получить серьезные убытки.

А в 2021 году, когда завод остановился, мы заплатили 18,4 миллиона гривен штрафных санкций — уже после того, как не были его партнером.

Владимир Колот: Если взять все цифры в комплексе — 6,5 миллиарда гривен, которые мы вложили в завод и бюджет (переработка + налоги), и сравнить с нашей реальной прибылью, то она даже не составляла 10% от этой суммы. Это обычная рентабельность для крупного промышленного трейдинга, а не "золотое дно", как пытаются подать.

Но ключевое — мы не брали с государства ни копейки. Мы не получали ни дотаций, ни гарантий, ни льгот. Мы создавали реальную добавленную стоимость для государственного предприятия, для Одесской области — и гордимся этим.

Конкурсы, давление и вмешательство

— Когда и почему начались конкурсы на выбор нового давальца? Видели ли вы в этом экономическую или политическую логику?

Александр Горбуненко: После нашего первого успешного контракта в 2019 году завод стабильно работал, и, казалось бы, должна была быть логика — пролонгировать договор, закрепить результат. Но когда сменилось руководство Фонда госимущества и Наблюдательного совета ОПЗ, начались инициативы "обновить" давальца. Для этого злоупотребляли системой коротких контрактов и постоянных конкурсов.

Фактически, вместо долгосрочного сотрудничества, которое бы предоставило дополнительные возможности и стабильность, завод жил от конкурса до конкурса — раз в 3-4 месяца. Это парализовало планирование, уменьшало экономический эффект и создавало неопределенность.

Мы не имели ничего против конкуренции, но хотели прозрачных правил. А когда те же конкурсы начали проводиться со странной скоростью и с условиями, прописанными под других участников, стало очевидно — речь шла не об эффективности, а о замене партнера, который слишком хорошо и независимо работал.

Конечно, долгосрочный контракт был бы выгоднее - как минимум, из-за более низких транзакционных издержек. Однако мы оперировали в тех условиях и внешней среде, которые были объективными для нас - на них мы не могли влиять.

Владимир Колот: Мы понимали, что это не экономическая история, а политическая. В 2021 году мы уже проиграли конкурс, хотя наши условия были лучше, а предыдущее сотрудничество — плодотворным. И это парадокс: когда компания, которая обеспечивала государственному заводу прибыль, стабильность и налоги, вдруг становится "неудобной" и ее начинают устранять.

Мы чувствовали, что за этим стояли интересы тех, кто хотел иметь контроль над заводом в преддверии приватизации. И не над производством, а над денежными потоками в воссозданном другими отлаженном процессе.

— Были ли у вас подозрения, что конкурсы проводились под "своих" участников? Как это проявлялось?

Александр Горбуненко: Мы видели это невооруженным глазом. Например, в конкурсах часто появлялись компании без опыта в трейдинге газом, без лицензий, без всякого представления о технологических особенностях или сбыте готовой продукции.

АГТ, наоборот, имела полный цикл — финансирование, поставки, логистику, экспорт. Но именно это почему-то не учитывалось как преимущество.

Мы даже подавали официальные предложения: включить в конкурсные требования обязательный опыт работы на рынке газа, подтвержденную финансовую отчетность, а также механизм компенсации инвестиций компании, которая запускала завод.

Ни одно из этих предложений не было учтено. Это и есть показатель, что конкурсы имели совсем другую цель - не найти лучшего, а убрать стабильного партнера. Мы не первый день в бизнесе и понимаем, что те, кто принимал решение, руководствовались не рациональными экономическими аргументами.

Владимир Колот: В конце концов победителем стал участник, который даже не имел лицензии на поставку газа. И завод сразу остановился. Это ответ на вопрос, был ли это честный конкурс. Потому что если после смены партнера завод перестает работать - значит, изменение было нужно не для улучшения, а для остановки.

— Как изменения в Фонде госимущества повлияли на ваше сотрудничество с ОПЗ? Можно ли сказать, что именно с этого началось административное давление?

Владимир Колот: Именно так. До смены руководства в ФГИУ у нас была рабочая, профессиональная коммуникация с менеджментом завода. Но когда пришли новые люди, появился другой подход — политический. И именно в это время начали формироваться первые информационные атаки, "утечки" в СМИ, подготовка будущих обвинений.

Мы понимали, что готовится большая игра — под будущую приватизацию ОПЗ, и те, кто хотел контролировать этот процесс, видели в нас препятствие. Здесь не надо быть большим экспертом, чтобы дать однозначную оценку такой ситуации.

Александр Горбуненко: Давление было не только медийное, но и бюрократическое. Мы видели, как сознательно затягиваются согласования, как создаются препятствия даже в мелочах. Власть должна была бы быть заинтересована в том, чтобы завод работал. Но вместо этого нам ставили палки в колеса. И это был первый признак, что дело выходит за пределы бизнеса - в политику и ручной контроль над активом.

Обвинения и дело НАБУ

— Как и когда начались обвинения против вас и компании АГТ? Можете вспомнить момент, когда поняли, что история переходит в политическую плоскость?

Владимир Колот: Мы это почувствовали практически сразу после того, как публично заявили о готовности участвовать в будущей приватизации ОПЗ. Для нас это был естественный шаг — мы уже знали завод изнутри, понимали его экономику, имели профессиональную команду. Мы хотели участвовать честно, открыто, как инвесторы, готовые вкладывать в развитие государственного актива.

Но после этого заявления буквально в течение нескольких недель началась координированная волна атак: сначала в СМИ — со "сливами" о якобы "схемах" и "сверхприбылях", затем — административное давление, а дальше — уголовные подозрения. Создается впечатление, что кто-то просто испугался, что реальные украинские инвесторы могут выиграть честную приватизацию.

Александр Горбуненко: Именно так — момент, когда мы заявили об участии в приватизации, и был тем "рубиконом". До этого мы работали по принципам, из-за которых нас воспринимали как успешного партнера, который поднял завод. После — как "схему" и непонятную угрозу. Я уверен: если бы мы не объявили о своих планах, никакого "расследования" не было бы. Это не борьба с коррупцией, это борьба с конкурентом, который играл честно.

— Какие именно обвинения вам инкриминировали и как они выглядят с юридической точки зрения?

Александр Горбуненко: Все очень просто: обвинения основываются не на фактах, а на предположениях. В материалах дела нет доказательств, что АГТ нанесла государству хотя бы копейку убытков. Наоборот — есть официальная бухгалтерия, платежные документы, налоговая отчетность, подтверждающие: завод получил миллиарды гривен от нашего сотрудничества. И парадокс в том, что именно те, кто обеспечил заводу жизнь, вдруг стали "фигурантами", а те, кто довел его до простоя, - остались в тени.

Владимир Колот: С юридической точки зрения эти обвинения - безосновательны. Подозрения объявлялись с нарушением процедуры, без надлежащих доказательств и — что самое интересное - через медиа, а не через официальные сообщения. Это не правосудие, это информационная операция с использованием антикоррупционных институтов как инструмента давления.

Мы не прятались, не убегали, не скрывались. Но когда видишь, что дело фабрикуется под приватизационный контекст, - понимаешь, что это не о праве, а о влиянии.

— Как вы пережили этот период? Как реагируете на попытки дискредитировать вашу работу?

Владимир Колот: Для меня это был вызов не только как бизнесмену, а как гражданину. Мы доказали, что можно честно работать, платить налоги, восстановить государственный завод — и вместо награды получили уголовное дело. Но мы не отступим. Потому что дело АГТ — это не просто история одной компании. Если государство не научится ценить честный бизнес, то никто не будет инвестировать в его будущее.

Александр Горбуненко: Для меня, кроме собственной репутации, важна судьба завода. Потому что пока продолжаются эти "расследования", завод стоит. И именно это — самый большой вред для государства. Мы не хотим оправдываться — мы хотим, чтобы ситуация наконец сдвинулась с мертвой точки, а не затягивалась бесконечно, чтобы продолжать давить на нашу компанию. Мы знаем правду — и рано или поздно она станет очевидной для всех.

Дискредитация АГТ

— Кто реально потерял от того, что завод работал? Кому было выгодно дискредитировать АГТ и остановить производство?

Владимир Колот: Чтобы понять, кому мы стали "неудобными", нужно посмотреть на рынок. В Украине десятилетиями производство минеральных удобрений контролировали две крупные финансово-промышленные группы, которые через свои частные заводы фактически диктовали цены. Когда государственный ОПЗ стоял, на рынке образовывался дефицит, и цены становились премиальными. А когда мы запустили ОПЗ, цена на внутреннем рынке снизилась на десятки процентов — фермеры начали получать продукцию по реальной, рыночной стоимости.

Именно это и стало триггером. Рабочий ОПЗ разрушал монополию, поэтому его нужно было либо дискредитировать, либо остановить.

Александр Горбуненко: Мы были удобными, пока работали "на пользу" всем - заводу, государству, людям. Но как только стало понятно, что мы можем участвовать в приватизации, и что наша модель — эффективна, нас начали системно устранять. Эта история — не о "борьбе с коррупцией", а о борьбе за контроль над стратегическим активом. И, к сожалению, не ради государства, а ради частных интересов.

—​​​​​​​ Вы говорите, что вас "отстранили". Но при этом продолжали помогать заводу даже после конкурса. Зачем?

Александр Горбуненко:

Да, и это очень важный факт, который часто замалчивают. После того, как в 2021 году мы проиграли конкурс, АГТ поставила на завод технический газ - по просьбе ОПЗ, чтобы поддержать технологическое оборудование в рабочем состоянии. И этот газ был поставлен на сумму более 213 миллионов гривен, но эти средства нам так и не вернули.

То есть даже когда мы уже не были официальными партнерами, мы все равно помогали государственному предприятию избежать технологической катастрофы. Это не "схема" — это ответственность.

Владимир Колот: А дальше, уже в 2022 году, когда в стране продолжались военные действия, мы снова обратились к руководству ОПЗ с предложением возобновить работу завода, чтобы поддержать экономику страны. Мы подписали новый контракт в апреле 2022 года, но завод в сентябре разорвал его в одностороннем порядке. Без объяснения причин. Мы хотели, чтобы предприятие работало и государство получало налоги. Но, к сожалению, решения принимались не на экономическом, а на политическом уровне.

— Как вы думаете, почему вместо поддержки тех, кто реально восстанавливал завод, государство позволило эту дискредитацию?

Владимир Колот: Потому что система работает по старому принципу - "свой" и "чужой". Мы не принадлежали ни к одному лагерю, не финансировали партии, не размещали свои лица на билбордах и в телерекламе, не искали "крыш". Для кого-то это уже основание, чтобы поставить на АГТ "крест". Потому что независимый бизнес в Украине часто воспринимается как угроза, а не как ресурс.

Александр Горбуненко: Мы не ищем виновных — мы хотим, чтобы государство сделало выводы. Потому что если государство не защищает своих лучших партнеров, то в следующий раз на его призывы о приватизации просто никто не придет. История АГТ должна стать не "делом", а уроком, что украинский бизнесмен и инвестор не должен быть врагом собственного государства.

— Когда бизнес берется за государственное предприятие, всегда есть риск оказаться крайним. Вы действительно не видели, что этим все может закончиться?

Владимир Колот: Мы просчитались в одном — переоценили готовность системы к прозрачному сотрудничеству. Мы вложили деньги, взяли на себя все риски, запустили производство, и в какой-то момент нас начали обвинять в "обогащении". Мы не получали ничего от государства. Наоборот, мы давали. Но система, к сожалению, привыкла наказывать тех, кто действует честно. И все же самое тяжелое - это смотреть на то, как завод, который мы восстановили, снова стоит. Это неприятно. Но опускать руки не планируем.

Александр Горбуненко: А для меня самое тяжелое — воспринять разочарование людей. Мы поднимали завод вместе с работниками. Запускали агрегаты, праздновали первые отгрузки, переживали аварии, проблемы — и все это создавало атмосферу настоящей команды. А потом все это просто остановили.

Жизнь за границей

— В СМИ часто упоминается, что вы "живете за границей". Как на самом деле выглядит эта ситуация?

Александр Горбуненко: Эта фраза — "живет за границей" — звучит так, будто кто-то где-то прячется. На самом деле я никогда не прятался и не избегал ответственности. У меня — украинский паспорт, официальное место жительства, легальный статус в странах, где нахожусь. Моя семья живет в США, во Флориде, где родился ребенок. И это было задолго до каких-либо "дел" или обвинений. Это не "побег", это — законная жизнь и право человека обеспечить безопасность для семьи в условиях, когда в Украине идет война и политическое давление.

Владимир Колот: И в моем случае то же самое. То, что мы бываем за границей, - это не "сокрытие", а обычная часть работы международного уровня. Мы ведем легальный бизнес, коммуницируем с юристами, инвесторами, международными партнерами. И делаем это открыто, не меняя своих данных, не избегая контактов с государственными органами Украины.

— То есть обвинения в "сокрытии от следствия" - безосновательны?

Владимир Колот: Это полная манипуляция. Мы никогда не получали должным образом сообщений о подозрении, не были вызваны официально в суд или следственные органы в рамках действующего законодательства. Государства, которые мы посещали после 2022 года, не совершали никаких превентивных действий в отношении нас, не ограничивали въезд, их правоохранительные и пограничные органы не получали никаких запросов от официального Киева в отношении нас. Все громкие "объявления в розыск", о которых писали медиа, — информационные вбросы, сделанные без юридической силы.

Мы всегда открыто заявляли о готовности сотрудничать с правоохранителями — но в рамках закона, а не телевизионных шоу.

Александр Горбуненко: Мы защищаем себя в рамках закона, не более. Быть открытым - это и есть лучший способ доказать, что тебе нечего скрывать.

—​​​​​​​ Как поддерживаете связь с Украиной, своими бизнесами и коллективами, находясь частично за рубежом?

Александр Горбуненко: Мы остаемся в рабочем процессе. Ежедневные звонки, совещания, финансовые и юридические процессы — все продолжается. Современные средства коммуникации разрушают любые препятствия в работе команды, которой ты доверяешь.

Владимир Колот: Мы не отграничиваем себя от Украины. Все компании зарегистрированы в Украине. Все налоги платятся в Украине, все контракты - в правовом поле нашего государства. Мы можем быть в разных странах, но остаемся украинцами, которые верят в свою страну и доказывают это делом, а не словами.

Приватизация ОПЗ — взгляд изнутри

—​​​​​​​ Каким вы видите идеальный сценарий будущей приватизации ОПЗ, которая должна состояться 25 ноября?

Владимир Колот: Главное — чтобы это не было политическое шоу под видом рынка, не было конкурса под заранее определенного победителя. Приватизация должна состояться так, чтобы выиграло государство, работники и общество, а не несколько финансовых игроков. ОПЗ — это не просто актив, который можно продать, чтобы закрыть бюджетную дыру. Это стратегическое предприятие, которое влияет на промышленный сектор, энергетику, агросектор и валютные поступления страны.

Мы видели, сколько труда нужно, чтобы запустить этот завод после простоя. Поэтому я убежден: продавать его надо как рабочее предприятие, а не как "металлолом". А чтобы он был рабочим, надо вернуть профессиональный менеджмент, профессиональное управление и партнеров, которые не боятся брать на себя риски, а не "сидеть на потоках".

Александр Горбуненко: Добавлю, что приватизация не должна быть самоцелью. Ее смысл — дать предприятию вторую жизнь. Если покупатель придет только ради быстрого бенефита, это пролонгирует остановку. Инвестор должен мыслить стратегически: вкладывать в модернизацию, безопасность, экологию, людей. Потому что главная ценность ОПЗ — не только в его мощностях, а в людях, которые его создали и могут поддерживать производство на самом высоком уровне.

— Что, по вашему мнению, государство должно изменить в своей политике в отношении стратегических предприятий, чтобы избежать таких историй в будущем?

Александр Горбуненко: Самое главное — изменить отношение к частному партнеру. Бизнес — не враг государству. Бизнес — его союзник и ключевой партнер в восстановлении страны. Государство должно научиться видеть в частном инвесторе не угрозу, а партнера, который берет на себя то, что оно само не может или не успевает сделать. Если это поймут во властных кабинетах - таких историй с преследованиями, как у нас, больше не будет.

Владимир Колот: И еще — надо вернуть уважение к людям, которые создают, а не разрушают. Потому что пока государство стимулирует тех, кто рассказывает лозунги, и наказывает тех, кто реально работает, - никакой экономической победы не будет. Мы должны сделать вывод: украинский инвестор должен быть защищен, а не преследуемый. Тогда в Украину пойдут деньги, технологии, рабочие места, и такие предприятия, как ОПЗ, снова станут символом нашей силы, а не проблемой в лентах новостей.

— После конфликта с государством и уголовного дела - какой главный вывод вы сделали для себя?

Владимир Колот: Это был непростой опыт, но он научил нас простой вещи - бизнес требует не только капитала, но и выдержки. Мы на собственном опыте увидели, как быстро могут меняться правила, когда политика вмешивается в экономику; когда административные решения деформируют рынок. Это важный урок для любого инвестора: в Украине надо не только работать эффективно, но и уметь защищать свой результат.

Александр Горбуненко: Для меня этот опыт — как зеркало Украины. Мы увидели, насколько наша страна нуждается в справедливости — простой, человеческой, не декларативной. Я понял, что даже одна команда может изменить историю целого завода, если действует с верой, открыто и профессионально. И я бы снова пошел по этому пути, даже зная, сколько будет несправедливости. Потому что мы делали правильное дело.